Александр Дугин: «Консервативная революция свершается...» 
 

Александр Дугин — личность, по сути, легендарная, правда, в среде интеллектуалов-гуманитариев. Русский философ и геополитик,
снискавший себе мировую известность, около десяти лет назад начал активно разрабатывать теорию, получившую название
евразийской. Точнее, основы теории были заложены еще в начале века русскими философами-евразийцами (князем Трубецким,
Петром Савицким и др.), а концепции третьего пути и консервативной революции разрабатывались европейскими учеными — Освальдом Шпенглером, Эрнстом Юнгером и др. Заслуга Дугина прежде всего в том, что он наряду с собственными исследованиями
способствовал и ознакомлению русскоязычных читателей с классикой традиционализма. Особую роль в этом сыграл ставший
культовым альманах «Элементы», выходивший в течение нескольких лет под редакцией Дугина. Долгое время Александр Дугин
занимал оппозиционную сторону по отношению к официальной власти. Российские национал-большевики считали его своим
идеологом, будучи солидарными с теориями третьего пути и консервативной революции (в двух словах идеи, изложенные в
многотомных изданиях, к сожалению, не объяснить, но, по сути, это синтез наиболее качественных идеологических, политических и
экономических позиций как левого, так и правого направлений, своеобразная лево-правая модель). Идея вовсе не абсурдная, как
может показаться непосвященному читателю. Даже в период оппозиционности работы и книги Дугина — «Основы геополитики»,
«Мистерии Евразии», «Гиперборейская теория» и многие другие — цитировались учеными и изучались в университетах. Сам Дугин
также занимался преподавательской деятельностью. Не так давно Александр Гельевич совершил ход, которого мало кто ожидал и
который заставил его расстаться с многими из прежних соратников — он поддержал правительство и возглавил Центр
геополитических экспертиз при председателе Госдумы РФ. На Северокавказскую конференцию, посвященную актуальным проблемам борьбы с терроризмом, он прибыл в этом статусе. Там N и удалось взять у него эксклюзивное интервью. 

Радикальный центризм Дугина

N: — Александр Гельевич, можно ли истолковать вашу лояльность нынешней власти (столь неожиданную для многих) как следствие теории о личности нового президента? В своей статье на веб-сайте «Арктогея» вы практически возводите его в ранг божьего избранника. 

— Все сложнее. Я всегда стоял на одних и тех же позициях — что Россия должна быть сильным государством, процветающим, могучим, независимым. У нас очень много врагов в мире и самый главный враг — это Соединенные Штаты Америки, которые особо не скрывают враждебности к русской цивилизации. Они являются наследниками англосаксонской империи, в геополитическом противостоянии с которой проходили для нас целые века. В свое время, когда власть сделала уклон проамериканский, прозападный, я был в патриотической оппозиции. Но когда власть стала меняться и приходить к норме, а это началось отнюдь не с Путина, а тогда, когда премьером назначили Кириенко, я и стал лояльней относиться к нашим правителям. Назначение премьером Примакова также обнадеживало. Сейчас работаю с Геннадием Селезневым и не нахожу никаких противоречий. А когда пришел Путин, это был праздник для меня как для патриота. Я на него возлагаю много надежд и полагаю, что это такая фигура, которая исторически предопределена. Те процессы, которые раньше никак не могли выйти на должный уровень, при Путине нормализуются. Это и упорная, жесткая позиция Москвы в Чечне, и подписание документа о создании Евроазиатского экономического сообщества — то, о чем я говорил в течение долгих лет. И последнее утверждение Путина (на мой взгляд, мало замеченное и осмысленное) о том, что Россия является евразийской страной, — все это полностью совпадает с моей линией. В последние годы я оформил свою мировоззренческую и идеологическую позицию в терминологии «радикальный центр». Это фактически центризм, но центризм евразийский. Не просто конформизм с властью, но конструктивное и активное сотрудничество с евразийской властью — такой властью, которая охотно и осознанно идет в том направлении, куда я призывал идти все эти долгие годы напряженной и драматической борьбы. От предшествующей моей фазы остается только радикальность. Она состоит в том, чтобы утверждать евразийские тенденции, идеи и проекты со всей возможной пассионарностью, серьезностью, напряженностью. Еще мой центристский радикализм заключается в том, что я в отличие от сегодняшних конформистов считаю, что Путин хорош без всяких оговорок. И если есть негативные стороны в его правлении, то я считаю, что они настолько второстепенны по сравнению с плюсами, что на них даже внимания обращать не надо. Все помарки исчезают сами по себе. Мы видим, что постепенно происходит с олигархами, которые были просто бельмом на глазу. Не так они, оказывается, все страшны. А что стало с местничеством и сепаратизмом губернаторов? Рассеялись, как дым. 

N: — То, что вы стали советником спикера Государственной Думы, равноценно тому, что власть прислушалась к евразийской теории и идее третьего пути? 

— Вы знаете, она именно прислушалась. Меня пригласили стать советником после того, как Геннадий Селезнев прослушал мою программу о геополитике по радио «Свободная Россия» (я ее вел в течение нескольких лет). Естественно, это были традиционные идеи третьего пути. 

N: — Насколько все же эти идеи воплощаются? 

— Разве не видно? Посмотрите вокруг. Посмотрите на язык, на котором говорит власть, посмотрите на темы, которые обсуждаются сейчас в широкой прессе. Они не могли бы обсуждаться, если бы не было концептуального пласта третьего пути — социального, геополитического, наконец, экономического. Открыл и начал его внедрять ваш покорный слуга. Глупо приводить доказательства. Просто сравните ситуацию 8–10 лет назад, когда эти разработки начинались, и сейчас. Концепции третьего пути укрепляются. Другое дело, что это не произошло через одну конкретную партию, а по линии делегирования определенных идей разным политическим силам. 

N: — То есть консервативная революция, о которой так много писали  сследователи-традиционалисты... 

— Консервативная революция свершается. Но она оказалась революцией не снизу, а сверху при отсутствии четко выделенного социального субъекта. Идеи постепенно вошли в сознание. Посмотрите, о чем сейчас говорят КПРФ и «Единство», о чем пишет Павловский и «Независимая газета». Посмотрите внимательно мой альманах «Элементы», и догадаетесь, откуда эта символика, эти темы и термины. Например, слова «мондиализм» (стремление объединить все страны под единым мировым правительством — N), «конспирология» (наука о заговорах — N), которые я впервые ввел в русский язык. Это были просто кальки, но они сегодня наполнены содержанием и уже в словарях есть. Как сказал
замечательный французский поэт Стефан Малларме, «il faut changer la langue» («следует изменить язык»), и вы измените мир. Если мы внедрим свои лингвистические правила, это и будет изменение реальности. Ведь человек — это лингвистическое существо, вне языка он немыслим. 

Сакральная роль Северного Кавказа

 
N: — Спустимся с евразийского и российского уровней на региональный. В ваших работах о сакральной географии Северный Кавказ называется территорией, удаленной от сакрального центра Евразии (т. е. от северной Сибири). С другой стороны, в других работах вы говорите о нем как об одном из ключевых геополитических полюсов. Поясните все-таки свое отношение к этому региону. 

— Это, конечно, очень важное место — и геополитически, и сакрально-географически. Исторически Северный Кавказ был местом фиксации представления о полярной горе. Так случилось, что вся цепь евразийских гор — от Пиренеев до Гималаев и Маньчжурии — была основой представления народов о полярной горе (в теории сакральной географии Александра Дугина север представлен как сакральный источник культуры и истории всей евразийской цивилизации — N). Символизм полярной горы, характерный для всех древних народов, переносится на эту цепь. Так, для иранцев регион Кавказских гор был священным. Здесь была страна Заратустры. Здесь же — Арарат, священная гора для библейской традиции. То есть это очень важная точка, и сегодня вокруг вашего региона нагнетаются те геополитические силы, на которые России следует обратить особое внимание. Здесь замешаны интересы Турции, Саудовской Аравии, Ирана. Очень активно внедряется Запад — мы видим прямое и косвенное присутствие англичан и американцев. Грузия втаскивается в НАТО, англичане работают с Азербайджаном, Чечней. Мы сталкиваемся на Кавказе со всем миром. И сама идея выдворения России с Кавказа — это колоссальный геополитический вызов, который нам бросает довольно враждебный окружающий мир. Поэтому как с символической, так и с геополитической точек зрения Кавказ
играет важнейшую роль. Сейчас я работаю с фондом «Единение», занятым содействием установления мира и сотрудничества на Кавказе, который занимается многими вопросами, в том числе и практическими.  Складывается сотрудничество с руководством Южного федерального округа. Я думаю, что сейчас это самая горячая геополитическая точка. Конечно, с глобальной точки зрения, Кавказ — это лишь один из геополитических вопросов для России, но с точки зрения его качественного
значения — именно он важнейший. Проблема Кавказа сегодня стоит в центре всей российской геополитической мысли. От того, как мы сможем решить здесь межнациональные, межконфессиональные, экономические, юридические и административные вопросы, будет зависеть
сама структура нового российского федеративного устройства и наши отношения с исламскими странами. Вообще, это наша боль и испытание. 

N: — Существует ли, на ваш взгляд, реальный путь решения проблемы стыка двух культур, двух традиций — православной и исламской — на Северном Кавказе? 

— Эта проблема должна быть решена. С точки зрения традиционного православия и традиционного ислама, особого конфликта между этими религиями нет. Под традиционным направлением в этих религиях я понимаю почвенное, консервативное, исторически сложившееся, основанное на предании и авторитетах древности течение. Интеграционистский ислам и фундаменталистское православие никогда между собой не конфликтовали. Вспомните, что за всю историю России антимусульманских или религиозных войн внутри страны не было вообще. В то время как вся история Запада состоит сплошь из религиозных войн. В России были территориальные, межгосударственные проблемы, но они не воспринимались как межконфессиональные. Например, взятие Казани никогда не расценивалось как победа православия над исламом. Если не будет новаторских модернистических направлений в религиозности, то такие проблемы и не будут возникать. Вопрос гармоничного сосуществования православных и мусульман на Кавказе должен быть решен не превентивным образом. Он должен быть отлажен так, чтобы стать нормой общего евразийского пространства, адекватной моделью соотношения двух этих факторов для всей России. 

N: — Исходя из сегодняшних реалий, можно ли строить какие-либо прогнозы для Северного Кавказа? 

— Да. Вопрос может быть решен только в евразийском ключе. Это, кстати, ясно понимает и полпред президента в ЮФО Виктор Германович Казанцев, который недавно защитил диссертацию на тему геополитики и показал, что единственный способ решения северокавказской проблемы — это евразийство. Что такое евразийская модель? Речь идет о том, что организация политического пространства должна проводиться на двух уровнях — плюрализм на этнокультурном уровне и строгий унитаризм на уровне государственной стратегии. Формула: разные народы + единое стратегическое и политическое пространство. Некоторые называют это имперским принципом в противоположность
унитарному во всех отношениях государству-нации. В евразийском проекте строгий стратегический унитаризм (централизм) не распространяется на языковые, культурные, религиозные и даже юридические аспекты. Здесь происходит подчеркивание самобытных качеств народов с поддержкой национальных культур, утверждение, развитие и поддержка их идентичности. Евразийское решение чеченской проблемы заключается в том, что определенную этнокультурную автономию чеченцам предоставить необходимо, вплоть до построения правовых норм на основе традиций местного населения. Но в этом направлении идти надо до той линии, где затрагиваются интересы российской
государственности и других россиян. Чеченскую же пассионарность необходимо направить не внутрь России, а вовне. Эту бешеную энергию сейчас не усмирить, не вовлечь в мирные формы, ее можно только направить в другую сторону, против наших геополитических противников.
Если угодно, это тоже третий путь, отличный от либерального или националистического. Это евразийский метод, который в свое время князь Трубецкой, основатель евразийской школы, называл «евразийским национализмом». Национализм как единое цивилизационное поле из разных
культур, но при общем знаменателе. Отрадно, что эта идеология мало-помалу начинает распространяться. И я уверен, что однажды евразийство станет официальной идеологией России, нового Евразийского Союза на базе СНГ. 

N: — Стоит заметить, что без вас эта идеология так и канула бы в лету... 

—Сегодня по уровню распространения идей мы уже поднялись на первую ступень, и я считаю, что непосредственно в этом активно участвовал. Хотя исторически я, конечно, продолжаю школу Трубецкого, Савицкого, Гумилева — основателей евразийства. 

N: — Вопрос довольно банальный: ваши музыкальные и литературные пристрастия, может быть, ваше хобби, увлечения? Если есть свободное время, как предпочитаете его проводить? 

— Музыку я люблю русскую духовную, иногда эстрадную, литературу — русскую и европейскую. Моя профессиональная деятельность, геополитика, философия, история религии меня полностью захватывают — ни на что другое не остается времени. Свободного времени, увы, нет вообще. 

N: — Над чем вы работаете сегодня. Идет концептуальная работа над следующей книгой? 

— Надо сказать, что работа ведется всегда. У меня множество проектов: сейчас должен выйти двухтомник «Русская вещь», посвященный различным аспектам национальной идеи — эстетике, литературоведению, старообрядческой теме. Выходит сборник моих лекций в «Новом
Университете» по философии, метафизике, истории религии, книга по философии политики плюс еще один текст по философии научных парадигм. 

N: — Сейчас преподаете? 

— Сейчас нет. Наверное, буду с нового года. Я взял себе тайм-аут на полугодие, чтобы немножко закончить литературные дела, привести все в порядок. Со следующего года мне предлагают преподавать в разных местах. Вероятно, остановлюсь на кафедре философии МГУ. 

N: — Как сегодня поживает одно из ваших детищ — альманах «Элементы»? 

— Пока не издается. Была большая пауза, но я думаю с начала года возобновить его издание. Набралась масса материала, времени вот только не хватает. 

N: — Александр Гельевич, вы уже не первый раз в Ростове. Какие впечатления? 

— Самые приятные. Очень красивый город, чистый, аккуратный. Какой-то очень довольный, что хорошо. Настоящая южная столица. С эмоциональной точки зрения Ростов производит на меня самое положительное впечатление.